gerasim.msg@gmail.com
juliagerasim@gmail.com
2024 | Oil on canvas | 240x120 cm
JULIA GERASIM
self-portrait
self-portrait
«Самая совершенная форма рождается там,
где движение замирает, обнажая архитектуру души.»
где движение замирает, обнажая архитектуру души.»
В пространстве глубокого индиго, на грани света и тени, рождается образ — не просто фигура, a воплощённая медитация о форме и сути. Тело, залитое скульптурным светом, обретает статуарную завершённость: изящная линия спины, графичный силуэт в три четверти, игра рефлексов на коже. В этом молчаливом движении — лёгкий поворот профиля с закрытыми глазами и едва заметный упор на носочек — заключена вся внутренняя динамика покоя. Художник изображает себя не как объект, а как субъект тишины, пребывающий в диалоге с собственным «я».
Центром этой вселенной становится алый поток ткани — бархатисто-бордовый акцент, что струится из рук, прикрывая грудь в жесте одновременно сокрытия и откровения. Его шлейф, уходящий за пределы полотна, подобен мысли или дыханию, связующему фигуру с незримым пространством. Застывшая грация формы оттеняется монограммой «S» на фоне — не просто инициалом, но знаком вечного настоящего (Semper), в которое помещён миг. Это гармония противоречий: чувственность без пошлости, откровенность без уязвимости, живая плоть, отлитая в совершенство вневременной идеи.
Центром этой вселенной становится алый поток ткани — бархатисто-бордовый акцент, что струится из рук, прикрывая грудь в жесте одновременно сокрытия и откровения. Его шлейф, уходящий за пределы полотна, подобен мысли или дыханию, связующему фигуру с незримым пространством. Застывшая грация формы оттеняется монограммой «S» на фоне — не просто инициалом, но знаком вечного настоящего (Semper), в которое помещён миг. Это гармония противоречий: чувственность без пошлости, откровенность без уязвимости, живая плоть, отлитая в совершенство вневременной идеи.
В пространстве глубокого индиго, на грани света и тени, рождается образ — не просто фигура, но воплощённая медитация о форме и сути. Тело, залитое скульптурным светом, обретает статуарную завершённость: изящная линия спины, графичный силуэт в три четверти, игра рефлексов на коже. В этом молчаливом движении — лёгкий поворот профиля с закрытыми глазами и едва заметный упор на носочек — заключена вся внутренняя динамика покоя. Художник изображает себя не как объект, а как субъект тишины, пребывающий в диалоге с собственным «я».
Центром этой вселенной становится алый поток ткани — бархатисто-бордовый акцент, что струится из рук, прикрывая грудь в жесте одновременно сокрытия и откровения. Его шлейф, уходящий за пределы полотна, подобен мысли или дыханию, связующему фигуру с незримым пространством. Застывшая грация формы оттеняется монограммой «S» на фоне — не просто инициалом, но знаком вечного настоящего (Semper), в которое помещён миг. Это гармония противоречий: чувственность без пошлости, откровенность без уязвимости, живая плоть, отлитая в совершенство вневременной идеи.
Центром этой вселенной становится алый поток ткани — бархатисто-бордовый акцент, что струится из рук, прикрывая грудь в жесте одновременно сокрытия и откровения. Его шлейф, уходящий за пределы полотна, подобен мысли или дыханию, связующему фигуру с незримым пространством. Застывшая грация формы оттеняется монограммой «S» на фоне — не просто инициалом, но знаком вечного настоящего (Semper), в которое помещён миг. Это гармония противоречий: чувственность без пошлости, откровенность без уязвимости, живая плоть, отлитая в совершенство вневременной идеи.
